Ги де Мопассан
рассказ «Неосторожность»
…
«К середине обеда Анриетта была пьяна, совершенно пьяна, а Поль, тоже навеселе, изо всех сил жал ей колено. Осмелев, она теперь болтала без умолку, щеки ее раскраснелись, а глаза затуманились и горели.
— Слушай, Поль, признайся мне! Я хотела бы все знать!
— Что именно, милочка?
— Не могу сказать тебе.
— Скажи все-таки...
— У тебя были любовницы? До меня?.. Много?..
Он колебался, немного растерявшись и не зная, скрывать ли ему свои любовные приключения или, наоборот, похвастаться ими.
Она продолжала:
— О, пожалуйста, скажи, много их у тебя было?
— Да, было несколько.
— Сколько?
— Да не знаю... Разве их считают?
— Так ты их не считал?..
— Конечно, нет.
— О! Значит, их у тебя было много?
— Да, много.
— Ну, сколько же приблизительно?.. Хотя бы приблизительно.
— Да я совсем не знаю, милочка. Иногда бывало много, иногда меньше.
— Ну, а сколько в год? Ну, скажи!
— Иногда двадцать или тридцать, а иногда только четыре или пять.
— О! Значит, всего у тебя было больше ста женщин!
— Ну да, приблизительно.
— О! Какая мерзость!
— Почему мерзость?
— Да потому, что это мерзость, противно даже подумать... столько женщин... все голые... и всегда... всегда одно и то же... Нет, все-таки мерзость — иметь больше ста женщин!
Он был обижен тем, что она находила это мерзостью, и ответил снисходительным тоном мужчины, который дает понять женщине, что она говорит глупости:
— Странно ты рассуждаешь! Почему же мерзость — иметь сто женщин? Тогда, значит, мерзость — иметь и одну женщину.
— О, нет, совсем нет.
— Почему же нет?
— Потому что, когда у тебя одна женщина, это связь, это любовь, это настоящая близость. А сто женщин — это грязь, разврат! Я не понимаю, как может мужчина касаться всех этих девок, которые так грязны...
— Да нет же, они очень опрятные.
— Нельзя быть опрятной, занимаясь таким ремеслом.
— Как раз наоборот, именно из-за своего ремесла они и бывают опрятными.
— Фу! Подумать только, что накануне они проделывали то же самое с другими! Это отвратительно!
— Не более отвратительно, чем то, что ты пьешь из этого стакана, не зная, кто из него пил сегодня утром. Да еще будь уверена, что стакан этот вымыт гораздо хуже, чем...
— Замолчи! Ты меня возмущаешь...
— Тогда зачем же ты расспрашиваешь о моих любовницах?
— А скажи: все твои любовницы были публичными женщинами? Все?.. Все что?..
— Да нет же, нет...
— А кто же они были?
— Были актрисы... были... работницы... и несколько... светских женщин..
— Сколько же было светских женщин?
— Шесть.
— Только шесть?
— Да.
— Они были красивы?
— Конечно.
— Красивее, чем проститутки?
— Нет.
— А кого ты предпочитал: проституток или женщин из общества?
— Проституток.
— До чего ты гадок! Почему же проституток?
— Потому что вообще не люблю дилетантов.
— О, какой ужас! Знаешь, ты просто отвратителен! Скажи, пожалуйста, и тебе нравилось все время менять их?
— Конечно.
— Очень нравилось?
— Очень.
— Что же тут может нравиться? Разве они не похожи одна на другую?
— Нисколько.
— Как? Женщины не похожи одна на другую?
— Совершенно не похожи.
— Ни в чем?
— Ни в чем.
— Вот странно! Ну, а чем же они отличаются?
— Да всем.
— Телом?
— Ну да... и телом.
— Всем телом?
— Да.
— А еще чем?
— Ну... тем, как они... целуют, как разговаривают, как произносит любое слово.
— Так! Значит, это очень интересно — все время менять!
— Ну да.
— А мужчины тоже все разные?
— Этого я не знаю.
— Не знаешь?
— Нет.
— Они тоже, должны быть, разные.
— Да... Наверно...
Она сидела в задумчивости с бокалом шампанского в руке. Бокал был полон, она выпила его залпом, поставила на стол и, обвив шею мужа обеими руками, шепнула ему в самые губы:
— О милый, как я тебя люблю!..
Он порывисто сжал ее в объятиях... Входивший лакей попятился назад и закрыл дверь; минут пять им не подавали.
Когда вновь появился метрдотель, с важностью и достоинством неся фрукты, она уже опять держала в руках полный бокал и смотрела в прозрачную золотистую жидкость, словно хотела увидеть то неизвестное, что ей пригрезилось, и задумчиво говорила:
— О, да! Должно быть, это все же очень интересно!..»
