День летнего солнцестояния — древний праздник, который во всех культурах окутан мистическим ореолом. В поселении, отрезанном от мира, раз в девяносто лет в этот день проводится уникальный обряд. Именно туда отправляется группа молодых антропологов. Однако вскоре после прибытия там начинает происходить нечто необъяснимое, и под светом солнца исследователям открывается настоящая тьма…

Ужасы давно уже приучили зрителей, что тёмных углов по ночам стоит бояться больше всего на свете. Чего только в один не очень прекрасный момент не привидится в доме или на улице? Темнота сама по себе располагает к тому, чтобы видеть в ней то, чего нет, или же не замечать того, что давно уже поджидает. Это всё не ново, это всё ясно. Но вот интересная фишка в том, что свет иногда может быть не менее пугающим, чем тьма. И под лучами солнца в полянах с яркими и красочными цветами и зелёной травой может твориться и таиться истинное зло, что не позволит, как бы ты теперь не мечтал, вернуться в тёмный угол, о котором, попав в хоровод в честь солнцестояния, несчастный будет лишь молиться.

Подобный страх при свете солнца взял на вооружение Ари Астер, полностью поменяв тональность со своей дебютной работы для фильма под фактическим номером два. Если «Hereditary» была картиной мрачной и тёмной, то «Midsommar», в противовес, светлый и яркий. Он полон удивительных красок и завораживающих кадров, где, кажется, каждая деталь мира шведской коммуны проработана настолько тонко, что не удивляешься её реальности. Потрясающие гравюры и рисунки, каждый из которых, если долго вглядываться, заставит бояться ещё сильнее, сочетаются с поражающей красотой природой вокруг, в центре которой стоит нагнетающее своей загадочностью жёлтое треугольное здание, ждущее нужного часа, дабы открыть свои двери для страждущих. И оказаться в таком месте, полного духа природы, волей-неволей захочется, проникнуться атмосферой спокойствия удастся легче лёгкого, а убежать от надвигающегося ада, увы, не выйдет ни героям, ни зрителю. Астер, повторяя и улучшая свой дебютный трюк, вновь создаёт тотально неуютную атмосферу, где каждая последующая секунда действия заставляет ожидать чего-то ужасающего, но оторваться от этого практически невозможно, даже несмотря на хронометраж длиной в два с половиной часа. И в своей неуютности и тревожности, этот солнечный и лучистый «Midsommar» явно выигрывает у «Реинкарнации» по степени вовлечения в историю, поскольку место мистических культов, где идол поклонения внезапно обретал действительную жизнь, занял культ куда более страшный — от и до человеческий, где никакой демон не заставляет творить зло, а только сами люди решают, что настала пора прощаться с новыми знакомыми.

По сути, темы, лежащие в основе повествования, у Астера остались те же: семья и культ. Однако если в «Реинкарнации» к бедам приводило наличие семьи, то в «Солнцестоянии» вредит её отсутствие. Героиня великолепной, да и попросту королевской Флоренс Пью, переживая большую утрату, отчаянно жаждет обрести семейные узы, боясь остаться одной в холодном и тусклом мире. Бедная девушка с нестабильной психикой, в принципе, держится лишь за своего бойфренда, которому единственному из живущих может выговориться. В то время как сам парень же не особо горит желанием больше выслушивать и поддерживать свою девушку, о чём сама Флоренс сильно волнуется, страшась потерять последнее, что у неё имеется. Потому и будет она прощать ему все грехи, будет винить себя в том, где не виновата, будет прятаться от накатившего где-то в сторонке, да и даже согласится поехать в такую чудесную Швецию с малознакомым другом своего бойфренда в надежде отдохнуть от накопившегося. Тем не менее, догадаться сразу, к чему приведёт путешествие американской молодёжи в глубины шведских земель, вполне легко — тут Астер не удивляет, но, откровенно честно, ему это и не было нужно. Сама предсказуемая в общих чертах развязка не служит главной целью, тут важно увидеть то, как к ней придут герои и какие ещё ужасные церемонии приготовил для зрителей Ари. Астер, повторяя уже озвученную выше мысль, каким-то потрясающим образом завораживает и будто приковывает намертво перед экраном, не позволяя оторваться или закрыть глаза, как бы того в самые отвратные моменты (коих будет предостаточно) и не хотелось. Не позволяя увести взгляд от происходящего, Астер начинает играться со зрителем как хочет, то внезапно позволяя оператору сделать поворот на 360 градусов, будто предвещая беду, а то вновь повторяя свои дебютные фишки, заставляя вглядываться в немногочисленные тёмные углы. Более того, Астер не оставляет пространства для какой-то глубокомысленной загадочности происходящего, он вполне легко позволяет догадаться, что будет дальше, оставляя подсказки то тут, то там. В отличие от таинственной в своей мистической сути «Реинкарнации», весь «Midsommar» представляет собой одну большую ясную поездку в самую гущу человеческой безжалостности, где вопрос состоит лишь в том, как далеко она зайдёт. И удивительно, насколько эта поездка, несмотря на знание её печального исхода, смотрится красивой и неимоверно притягательной.

Шаг за шагом, трип за трипом, пока постепенно нестабильная Пью, кружась в изматывающем хороводе, обретает тесную связь с природой и познаёт истинную суть семьи, аудитория ощущает себя всё неуютнее и неприятнее. Находясь в гуле криков и завываний, выражающих единение и связь, аудитория не понимает, почему происходящее настолько захватывает. Но, главное, пока аудитория лишь только гадает, что случилось за кадром, продолжая опасаться каждого шороха, улыбающиеся жители маленькой деревни, будто пообщавшись с героями «Плетёного человека», лишь готовятся к финальному торжеству. «Midsommar» непозволительно легко умудряется втянуть в себя с головой, заставляя дрожать и смеяться против воли. Астер, позволяя передохнуть, даёт шанс выдохнуть от нагнетаемого напряжения на комичных моментах, чтобы дальше не отпустить уже никого, никуда и никогда. И, когда невинная Пью лишь готова улыбнуться, зрителю остаётся сидеть в оцепенении, не находя сил произнести вслух хоть что-либо. Ведь как теперь, скажите, жить, если свет внезапно может быть куда страшнее тьмы?